Выбранные здесь образцы относятся к лучшим экспонатам как постоянной экспозиции музея, так и предметов, находяшихся в фондах, и посвящены малоизвестной странице истории и искусства Ирана — династии Каджаров (кон. XVIII - 1925 г.).

1. Неизвестный художник. Женщина у окна. Иран, XIX в. Холст, масло

Иранская живопись XIX века порой удивляет неподготовленного зрителя достаточно откровенными изображениями. Особое распространение в эту эпоху получил жанр «гаремные сцены» или «красавицы».  Музицирующие, танцующие, исполняющие цирковые номера или просто возлежащие на подушках красавицы становятся декоративными элементами интерьеров – ими украшались залы приемов (талары) на мужской половине дома. В подобных картинах ценились в первую очередь красота и яркость формы, декоративность и пышность, граничащая с аляповатостью. Спрос на «гаремные» картины был велик среди придворных, а также состоятельных вельмож.

Изображение девушки, возлежащей на подушках, из собрания музея – яркий пример подобной группы живописных работ, отражающий все основные особенности гаремных картин. Луноликая красавица с «бантиками»-губами и неизменной монобровью изображена в домашнем одеянии, доступном взору только допущенных в гарем: тонкой полупрозрачной рубахе (пирохан) с глубоким разрезом на груди, кафтане и шароварах из дорогой ткани. Убор дополняют богатые украшения с жемчугом и драгоценными камнями, затейливая шапочка и живые цветы в волосах, руки и ступни ног покрыты хной.

Томная красавица держит в руках пустой стакан, перед ней на ковре стоит графин с вином. Жители Ирана XIX века действительно не отказывали себе в употреблении опьяняющих напитков, но старались делать это на закрытой от чужих глаз территории в кругу доверенных друзей, и женская половина дома для этого подходила как нельзя кстати. Судя по свидетельствам путешественников, реальные обитательницы гарема также не гнушались их употреблять. И.Ф. Бларамберг (член российской миссии в Персию 1837 г.), например, описывает случай, когда в ответ на гостеприимство хозяек дома он передал им бутылку рома: «Вероятно, прекрасные, для нас невидимые одалиски понемногу выпивали в отсутствие своего повелителя, несмотря на то, что Мухаммад в Коране запретил пить вино».

2. Поднос. Иран, XIX в. Глина, ангоб, глазурь, формовка, обжиг, подглазурная роспись

Поднос или блюдо прямоугольной формы можно условно отнести к группе своеобразной лубочной керамики, получившей распространение в Иране XIX в. Наивные, грубоватые и немного смешные изображения юноши и девушки в центральном поле дополнены пышной фантазийной растительностью. Цветовая гамма как правило включает всего два цвета – кобальт и коричневую/черную краску. Подобные керамические изделия часто невысокого качества, судя по всему, имели хождение среди представителей среднего класса населения.

3. Изразец. Фархад и Ширин. Иран, посл. четв. XIX в. Глина, ангоб, глазурь, формовка, обжиг, подглазурная роспись

Предмет относится к многочисленной группе изразцов, в обилии производимых 1880-е гг. в Тегеране. Они характеризуются подглазурной росписью, превалированием синих и бирюзовых тонов с вкраплениями зеленого и розового и темной линией контура. Темы могут быть разнообразны: охота, сцены из эпоса, юноши и девушки в компании на природе. Любопытной чертой, объединяющей все памятники этой группы, являются необычные костюмы персонажей предыдущих эпох, чаще всего сефевидские, а также превращение изразца скорее в отдельную «картину», чем в часть настенного панно. Подобные новые стилистические черты в керамическом производстве связывают с именем Мухаммада-Али Исфахани (1893–1894). В кооперации с Робертом Мердоком Смитом он сформировал специфический стиль «псевдосефевидских» изразцов, который соответствовал вкусам и представлениям европейцев, вдохновленных персидским искусством после выставки 1851 г. в Лондоне.

На изразце изображена сцена из  знаменитой поэмы «Хосров и Ширин» Низами Гянджеви, написанной в XII в. Фархад, великий мастер, влюбившись в прекрасную принцессу Ширин, взялся за невозможное для смертного деяние – прорубить проход сквозь гранитную гору Бисутун. Ширин навещает его и подает ему чашу с молоком (здесь ее держит одна из служанок). Несмотря на то, что принцесса влюблена в принца Хосрова, соперника Фархада, она тронута силой любви мастера и оказывает ему внимание. История заканчивается печально – Хосров, узнав о том, что девушка навещала Фархада и что его непосильная работа успешно продвигается, в порыве ревности распространяет ложные слухи о смерти Ширин. Безутешный мастер в тоске подбрасывает кирку в воздух и погибает, когда она обрушивается на него.

4. Топор табарзин. Иран, XIX в. Сталь, дерево, золотая насечка, гравировка, вставки мелкой бирюзы

В XIX в. в Иране продолжали производить доспехи и оружие – сабли, копья, мечи, боевые топоры, – выглядевшие достаточно архаично на фоне вооружения передовых армий того времени. Хотя, судя по воспоминаниям современников, подобное оружие в начале этого столетия еще использовалось в войсках, во многом эта отрасль производства сохранилась благодаря религиозным традициям иранцев и расширением их контактов с европейцами. Щиты и шлемы с изображениями демонов-дивов, мечи с кораническими надписями на клинках, булавы с зооморфными навершиями служили реквизитом в мистериальных представлениях и, кроме того, охотно раскупались западными путешественниками. Приседельные топорики табарзины в числе других атрибутов носили при себе бродячие мистики-дервиши, используя их не только как защиту от разбойников и диких зверей, но и как символ борьбы с главным – внутренним – врагом: грехами и соблазнами. Лучшие экземпляры традиционного оружия преподносили иностранным государям в качестве дипломатических подарков.

5-6. Фигурки животных. Иран, вторая половина XIX в. Сталь, ковка, пайка, литье, золотая и серебряная насечка

Культ героев, павших в борьбе за веру, чрезвычайно распространен в Иране. В память о мученической гибели в 680 г. в битве при Кербеле внука пророка Мухаммада шиитского имама Хусейна и его сподвижников устраиваются ежегодные театрализованные представления и шествия. Во второй половине XIX в. при поддержке каджарских властей эти мероприятия проходили повсеместно. Стальные фигурки животных использовались для оформления аламов – штандартов, которые несли участники традиционных шествий. В контексте религиозной процессии эти обычные изображения приобретали особый смысл. Многозначный образ павлина ассоциировался с раем и бессмертием; голуби олицетворяли моральную победу погибших, коты в представлениях мусульман обладали некоторыми чудесными свойствами, благодаря которым могли способствовать обращению неверных в ислам. Кроме того, симпатичные и нарядные фигурки, украшенные яркой золотой насечкой по гладкому серому фону, пользовались популярностью в Европе как оригинальные предметы украшения интерьера, поэтому часто изготавливались специально в качестве сувениров.

7. Шейх Санʿан. Иран, вторая половина XIX в. Папье-маше, темперные краски, живопись, лак

Традиция оформления предметов из папье-маше росписью под лаком известна в Иране с конца XV в., а во второй половине XVII столетия лаковые изделия начали украшать сюжетной живописью. В каджарский период эта техника пользовалась особой популярностью – ее использовали в производстве пеналов для письменных принадлежностей, коробочек и футляров, книжных переплетов, игральных карт, подносов и чаш, большое распространение получила живопись на отдельных листах из папье-маше. Изготовление подобных предметов было массовым, профессиональных художников часто заменяли ремесленники, работавшие на базарах, и традиционные темы дворцовой живописи и миниатюры стали достоянием широких слоев населения.

В основу росписи положена известная легенда, нашедшая отражение в «Притче о шейхе Санʿане» из поэмы автора конца XI – начала XII в. Фарид ад-Дина Аттара «Язык птиц». Герой этого аллегорического рассказа жил в Мекке и вел праведный образ жизни, но однажды на склоне лет под влиянием странного сна отправился в путешествие, встретил прекрасную девушку-христианку и влюбился в нее. В доказательство своей любви шейх «меняет четки на пояс неверного», соглашается выпить вина и целый год пасти свиней – в представлении мусульман «нечистых» животных. Ученики взывают к Богу, умоляя его наставить старца на путь истинный, тот слышит их молитвы, Санʿан возвращается в лоно ислама, и теперь уже девушка принимает его веру.

На картине изображен момент, когда христианка предлагает коленопреклоненному шейху чашу с вином. За ней стоят люди в европейских кафтанах, шляпах и платьях, один из них держит на руках поросенка. За спиной старца – его ученики в длинных одеждах и дервишских шапках. Притча, рассказанная Аттаром, рассчитана на многоуровневое восприятие и включает тонкие и сложные суфийские рассуждения о соотношении «видимого» и «скрытого». В поздней персидской поэзии история шейха стала символом всемогущества любви и самоотречения истинно любящего, а во второй половине XIX в. тесное общение с европейцами и противоречивое отношение к их культуре, образу жизни и миссионерским усилиям определило значимость темы «искушения», заставляющего мусульманина сбиться с единственно правильного пути.

8.  Битва Рустама с Белым дивом. Иран, XIX в. Картон, бумага, живопись, лак

Эпическая поэма Фирдоуси «Шах-наме» - «Книга царей» (нач. XI в.), включившая легенды и исторические хроники древнего Ирана, стала одним из самых любимых, популярных и широко иллюстрируемых произведений во всем иранском мире. Изображения ее героев – Дария Ахеменида, Александра Македонского (Искандара), сасанидских царей Бахрам Гура и Хосрова, богатыря Рустама – вошли в репертуар каджарских художников и ремесленников на правах портретов героических предков, подвигами которых можно было гордиться.

Особенно часто воспроизводится несколько из эпизодов сказания о Рустаме, сыне героя Заля и кабульской принцессы Рудабы. Подвиги Рустама – его поединки со львом, драконом и демонами (дивами) – отражены во множестве миниатюр разного времени, но подобные сюжеты разрабатываются не только в живописи – в каджарский период они украшают керамику, набойки, лаки, изразцы, оружие.

Художник изобразил одну из самых известных сцен – последнее, седьмое испытание богатыря, решающую победу над темными силами. Спасая иранского царя Кай-кавуса и его воинов, захваченных и ослепленных    дивами, Рустам на своем верном коне Ракше едет в страну Мазендаран и вступает в битву с предводителем страшных великанов – Белым дивом Сефидом. Он отрубает чудовищу ногу, а затем вонзает кинжал ему в сердце. Иллюстрировалась обычно именно эта, заключительная часть поединка, после которой герой освобождает царя и снимает заклятие, лишившее узников зрения.  

Сцена сражения выполнена в лубочном стиле народной картинки с привлечением множества дополнительных персонажей. Рустам изображен в одежде каджарского времени и с полагающимися ему атрибутами ­– раздвоенной бородой и рогатым шлемом. Строго говоря, налицо некоторое хронологическое смещение – шлем Рустама был сделан после поединка – из головы того самого дива, которого он убивает на картине, но такие мелочи, видимо, не смущали художника, для которого важнее было создать узнаваемый образ героя, чем соблюсти последовательность событий.

9. Сосуд для розовой воды. Иран, XIX в. Стекло, выдувание

Стеклянные сосуды для розовой воды начали делать в Персии в период средневековья, но особенно развитым их производство стало в XVI–XVII вв. Одним из основных центров являлся Шираз (их производство было связано с изготовлением ширазских вин и розовой воды). Мода на затейливые сосуды из цветного стекла для косметических нужд не ослабевала и в XIX в. Более того, многие формы сложились именно в это время: бутылочки с удлиненным горлышком. миниатюрные вазы, украшенные накладными жгутами. Особенно характерен тип кувшинчиков с витой ручкой и носиком, чуть расплющенным на конце. Стеклянные иранские сосуды были представлены на Международной выставке 1851 г. в Лондоне и так полюбились посетителям, что стали производиться на экспорт в Европу.

10. Футляр для зеркала. Иран, 1263 г.х/1846. Папье-маше, темперные краски, живопись, лак

Традиция создания футляров для зеркал из папье-маше с лаковой росписью зародилась в Иране во второй половине XVII в. Сохранилось множество подобных изделий, принадлежащих каджарскому времени – прямоугольных, имеющих октагональную или полукруглую форму, со съемными или откидными крышками, украшенных растительными узорами или сюжетной росписью.

К зеркалам в Иране XIX в., как и во многих традиционных обществах, было особое отношение: помимо прямого назначения они могли служить оберегом или своего рода «карманной иконой», если на футляре помещалось изображение имама Али; зеркало было атрибутом, игравшим важную роль в свадебном обряде.

Оформление футляра включает три сцены. Росписи окружают рамки с помещенным в картуши персидским стихотворным текстом, в котором использованы двустишия из газелей известных поэтов.

На лицевой стороне крышки футляра изображен Фатх-Али-шах (1797­1834), сидящий на троне в окружении принцев и придворных – эта сцена копирует центральную часть фрески из дворца Нигаристан под Тегераном. На дне корпуса на той же веранде предстает его преемник Мухаммад-шах (1834 – 1848), в правление которого и был изготовлен этот футляр. По правую руку от шаха стоит юный наследник Насир-ад-Дин, которому суждено через два года взойти на престол, а рядом с ним – всесильный первый министр Мирза Агаси.

Оборотную сторону крышки украшает сцена военного лагеря – с палатками, пушкой, с офицерами в мундирах европейского типа. Эта тематика связана с идеей проведения военной реформы и создания регулярной армии, которая не оставляла каджарских монархов начиная с правления Фатх-Али-шаха. Большое значение Мухаммад-шах и, главным образом, Мирза Агаси придавали развитию артиллерии, поэтому неудивительно, что на первом плане в этой сцене изображена пушка.

В оформлении изделия художник не только отразил тему преемственности шахской власти и величия каджарской династии, но и представил правящего монарха реформатором, заботящимся о военной мощи державы.